Неточные совпадения
— Что он вам рассказывал? — спросила она
у одного из молодых людей, возвратившихся к ней из вежливости, — верно, очень занимательную историю — свои подвиги в сражениях?.. — Она сказала это довольно громко и, вероятно, с намерением кольнуть
меня. «А-га! — подумал
я, — вы не на шутку сердитесь, милая княжна;
погодите, то ли еще будет!»
Раз приезжает сам старый князь звать нас на свадьбу: он отдавал старшую дочь замуж, а мы были с ним кунаки: так нельзя же, знаете, отказаться, хоть он и татарин. Отправились. В ауле множество собак встретило нас громким лаем. Женщины, увидя нас, прятались; те, которых мы могли рассмотреть в лицо, были далеко не красавицы. «
Я имел гораздо лучшее мнение о черкешенках», — сказал
мне Григорий Александрович. «
Погодите!» — отвечал
я, усмехаясь.
У меня было свое на уме.
Карандышев.
Я, господа… (Оглядывает комнату.) Где ж они? Уехали? Вот это учтиво, нечего сказать! Ну, да тем лучше! Однако когда ж они успели? И вы, пожалуй, уедете! Нет, уж вы-то с Ларисой Дмитриевной
погодите! Обиделись? — понимаю. Ну, и прекрасно. И мы останемся в тесном семейном кругу… А где же Лариса Дмитриевна? (
У двери направо.) Тетенька,
у вас Лариса Дмитриевна?
— Стойте,
погодите!
Я пойду, объясню! Бабы — платок! Белый! Егор Иваныч, идем, ты — старик! Сейчас, братцы, мы объясним! Ошибка
у них. Платок, платком махай, Егор.
— Ну, — чего там
годить? Даже — досадно.
У каждой нации есть царь, король, своя земля, отечество… Ты в солдатах служил? присягу знаешь? А
я — служил. С японцами воевать ездил, — опоздал, на мое счастье, воевать-то. Вот кабы все люди евреи были,
у кого нет земли-отечества, тогда — другое дело. Люди, милый человек, по земле ходят, она их за ноги держит, от своей земли не уйдешь.
Бальзаминов. Да помилуйте! на самом интересном месте! Вдруг вижу
я, маменька, будто иду
я по саду; навстречу
мне идет дама красоты необыкновенной и говорит: «Господин Бальзаминов,
я вас люблю и обожаю!» Тут, как на смех, Матрена
меня и разбудила. Как обидно! Что бы ей хоть немного
погодить? Уж очень
мне интересно, что бы
у нас дальше-то было. Вы не поверите, маменька, как
мне хочется доглядеть этот сон. Разве уснуть опять? Пойду усну. Да ведь, пожалуй, не приснится.
Бальзаминов (встает). Что ты ко
мне пристаешь! Что ты ко
мне пристаешь!
Я тебе сказал, что
я слушать тебя не хочу. А ты все с насмешками да с ругательством! Ты думаешь,
я вам на смех дался? Нет,
погоди еще
у меня!
Красавина (смеется). Ах ты, красавица моя писаная! Ишь ты, развеселилась! Вот
я тебя чем утешила. Еще ты
погоди, какое
у нас веселье будет!
— Что скалишь зубы-то? — с яростью захрипел Захар. —
Погоди, попадешься,
я те уши-то направлю, как раз: будешь
у меня скалить зубы!
—
Погоди, имей терпение!.. они
у меня не такие верченые! — сказала бабушка.
— Да и прыткий, ух какой, — улыбнулся опять старик, обращаясь к доктору, — и в речь не даешься; ты
погоди, дай сказать: лягу, голубчик, слышал, а по-нашему это вот что: «Коли ляжешь, так, пожалуй, уж и не встанешь», — вот что, друг,
у меня за хребтом стоит.
— Ну, вот таким манером, братец ты мой, узналось дело. Взяла матушка лепешку эту самую, «иду, — говорит, — к уряднику». Батюшка
у меня старик правильный. «
Погоди, — говорит, — старуха, бабенка — робенок вовсе, сама не знала, что делала, пожалеть надо. Она, може, опамятуется». Куды тебе, не приняла слов никаких. «Пока мы ее держать будем, она, — говорит, — нас, как тараканов, изведет». Убралась, братец ты мой, к уряднику. Тот сейчас взбулгачился к нам… Сейчас понятых.
— Барыня приказала, — продолжал он, пожав плечами, — а вы
погодите… вас еще в свинопасы произведут. А что
я портной, и хороший портной,
у первых мастеров в Москве обучался и на енаралов шил… этого
у меня никто не отнимет. А вы чего храбритесь?.. чего? из господской власти вышли, что ли? вы дармоеды, тунеядцы, больше ничего.
Меня отпусти на волю —
я с голоду не умру,
я не пропаду; дай
мне пашпорт —
я оброк хороший взнесу и господ удоблетворю. А вы что? Пропадете, пропадете, словно мухи, вот и все!
«Вот оно! И все добрые так говорят! все ко
мне льнут! Может, и графские мужички по секрету загадывают: „Ах, хорошо, кабы Анна Павловна нас купила! все бы
у нас пошло тогда по-хорошему!“ Ну, нет, дружки,
погодите! Дайте Анне Павловне прежде с силами собраться! Вот ежели соберется она с силами…»
— Вот
погоди ты
у меня, офицер!
— Ты
у меня теперь в том роде, как секретарь, — шутил старик, любуясь умною дочерью. — Право… Другие-то бабы ведь ровнешенько ничего не понимают, а тебе до всего дело. Еще вот
погоди, с Харченкой на подсудимую скамью попадешь.
Погодите, господа, сделайте милость,
у меня в голове помутилось, говорить не могу…
— Да, все это странно, очень странно, — говорил Райнер, — но
погодите,
у меня есть некоторые догадки… С этой девушкой делают что-нибудь очень скверное.
— А, так вот это кто и что!.. — заревел вдруг Вихров, оставляя Грушу и выходя на средину комнаты: ему пришло в голову, что Иван нарочно из мести и ревности выстрелил в Грушу. — Ну, так
погоди же, постой,
я и с тобой рассчитаюсь! — кричал Вихров и взял одно из ружей. — Стой вот тут
у притолка,
я тебя сейчас самого застрелю; пусть
меня сошлют в Сибирь, но кровь за кровь, злодей ты этакий!
— Нет, ты
погоди, постой! — остановил его снова Макар Григорьев. — Барин теперь твой придет, дожидаться его
у меня некому…
У меня народ день-деньской работает, а не дрыхнет, — ты околевай
у меня, тут его дожидаючись;
мне за тобой надзирать некогда, и без тебя
мне, слава тебе, господи, есть с кем ругаться и лаяться…
— Нет, ты
погоди, постой! — остановил его Макар Григорьев. — Оно
у тебя с вечерен ведь так валяется;
у меня квартира не запертая — кто посторонний ввернись и бери, что хочешь. Так-то ты думаешь смотреть за барским добром, свиное твое рыло неумытое!
— Постой!
погоди! как же насчет земли-то! берешь, что ли, пять тысяч? — остановил
меня Осип Иваныч и, обращаясь к сыну, прибавил: — Вот, занадельную землю
у барина покупаю, пять тысяч надавал.
Помню секретаря,
у которого щека была насквозь прогрызена фистулою и весь организм поражен трясением и который, за всем тем, всем своим естеством, казалось, говорил:"
Погоди, ужо
я завяжу тебе узелочек на память, и будешь ты всю жизнь его развязывать!"
Захочется тебе иной раз во все лопатки ударить (
я знаю, и
у тебя эти порывы-то бывали!) — ан ты:"Нет,
погоди — вот ужо!"Ужо да ужо — так ты и прокис, и кончил на том, что ухватился обеими руками за кубышку да брюзжишь на Хрисашку, а сам ему же кланяешься!
—
Погоди,
у меня есть одна штучка, которая к тебе очень пойдет.
—
Годи, — обрывает его Сероштан, — этого уже в уставе не значится. Садись, Овечкин. А теперь скажет
мне… Архипов! Кого мы называем врагами у-ну-трен-ни-ми?
— И
у меня, грешным делом, вертелось на языке:
погодите до тепла, не поспешайте! Но при сем думалось и так: ежели господин поспешает — стало быть, ему надобно.
— Что ты? Что ты, братец? — говорил, разводя руками, Петр Михайлыч. — Этакая лошадь степная! Вот
я на тебя недоуздок надену,
погоди ты
у меня!
— Marie, она велела тебе
погодить спать некоторое время, хотя это,
я вижу, ужасно трудно… — робко начал Шатов. —
Я тут
у окна посижу и постерегу тебя, а?
— Чтобы по приказанию, то этого не было-с ничьего, а
я единственно человеколюбие ваше знамши, всему свету известное. Наши доходишки, сами знаете, либо сена клок, либо вилы в бок.
Я вон в пятницу натрескался пирога, как Мартын мыла, да с тех пор день не ел, другой
погодил, а на третий опять не ел. Воды в реке сколько хошь, в брюхе карасей развел… Так вот не будет ли вашей милости от щедрот; а
у меня тут как раз неподалеку кума поджидает, только к ней без рублей не являйся.
— Вишь, какой
у тебя озноб, батюшка! Вот
погоди маленько,
я велю тебе сбитеньку заварить…
—
Погоди,
погоди маленько! — отвечал Малюта, улыбаясь. —
У меня с его милостью особые счеты! Укороти его цепи, Фомка, — сказал он палачу.
— Стой,
погоди! Так вот
я и говорю: как нужен дядя — он и голубчик, и миленький, и душенька, а не нужен — сейчас ему хвост покажут! А нет того, чтоб спроситься
у дяди: как, мол, вы, дяденька-голубчик, полагаете, можно
мне в Москву съездить?
— Стой!
погоди! коли ты говоришь, что не можешь
меня судить, так оправь
меня, а его осуди! — прервала его Арина Петровна, которая вслушивалась и никак не могла разгадать: какой такой подвох
у Порфишки-кровопивца в голове засел.
— Ф-фу, какие глупые люди! — сказала она, сдвинув тонкие брови. — А еще
у твоего хозяина такое интересное лицо. Ты
погоди огорчаться,
я подумаю.
Я напишу ему!
— По-настоящему прозвище
мне не Бляхин, а… Потому, видишь ты, — мать
у меня была распутной жизни. Сестра есть, так и сестра тоже. Такая, стало быть, назначена судьба обеим им. Судьба, братаня, всем нам — якорь. Ты б пошел, ан —
погоди…
„А где же его душа в это время, ибо вы говорили-де, что
у скота души нет?“ Отец Захария смутился и ответил только то, что: „а ну
погоди,
я вот еще и про это твоему отцу скажу: он тебя опять выпорет“.
— Это мы все уладим после, после,
погоди, — промолвил Инсаров. — Дай
мне только осмотреться, дай подумать. Мы обо всем переговорим с тобой как следует. А деньги есть и
у меня.
У меня горела голова, в висках стучала кровь, и
я почему-то повторял про себя: «Нет,
погодите, господа… да,
погодите, черт возьми!»
Я вышел на лестницу и нашел там Любочку, которая сидела на ступеньке, схватившись руками за голову.
Ходил
я за объяснениями к губернатору — не принял; ходил к Фортунатову — на нервы жалуется и говорит: «Ничего
я, братец, не знаю», ходил к Перлову — тот говорит: «Повесить бы их всех и больше ничего, но вы, говорит,
погодите:
я с Калатузовым поладил и роман ему сочинять буду, там
у меня все будет описано».
— И выходишь дура, если перечишь отцу.
Я к тебе с добром, а ты ко
мне…
Погоди, вот в Нижний с Вуколом поедем, такой тебе оттуда гостинец привезу, что глаза
у всех разбегутся.
—
Я еще
у тебя, Феня, в долгу, — говорил Гордей Евстратыч, удерживая на прощанье в своей руке руку Фени. — Знаешь за что? Если ты не знаешь, так
я знаю…
Погоди, живы будем, в долгу
у тебя не останемся. Добрая
у тебя душа, вот за что
я тебя и люблю. Заглядывай к нам-то чаще, а то моя Нюша совсем крылышки опустила.
— А… так ты вот какие разговоры с отцом заводишь? — зарычал Гордей Евстратыч. —
Погоди,
я тебя так проучу, что ты
у меня узнаешь, как грубить…
—
Погодите, позавтракайте
у меня…
— Эге, Андрюшка! — закричал он. — Да ты, никак, стал умничать?
Погоди, голубчик,
у меня прибавишь провору! Гей, Томила! Удалой! в плети его!
Восмибратов (Петру). Слышишь ты? А ты лезешь! Только отца в дураки ставишь.
Погоди ж ты
у меня!
— Тут
у одного произошло осложнение со стороны легких, — сказал вполголоса Хоботов, входя с Андреем Ефимычем в палату. — Вы
погодите здесь, а
я сейчас. Схожу только за стетоскопом.
—
Погоди…
у меня, никак, вот тут спички были, — торопливо промолвил Захар, роясь в кармане шаровар, — так и есть, тут.
— Ах он, проклятый! — вскричал Глеб,
у которого закипело при этом сердце так же, как в бывалое время. — То-то приметил
я, давно еще приметил… в то время еще, как Ваня здесь мой был! Недаром, стало, таскался он к тебе на озеро. Пойдем, дядя, ко
мне… тут челнок
у меня за кустами.
Погоди ж ты!
Я ж те ребры-то переломаю.
Я те!..